Зеленый холодильник. Изгой

Если враг представил две цели, бей по третьей. Роберт Джордан.

Одиночество ни цель, а средство для достижения одиночества. «Строки психопата»

Холодно. Тихо. Дерево покрылось инеем. Прекрасное сочетание: светло-синий – почти голубой – на темно-коричневом. Так глубоко, и совсем не держит, не тянет. И прячется за этой игрой красок что-то, уходящее по бесконечным поверхностям в неизвестность, которая, кстати, тоже не манит.

Все тут деревянное. Старое, но такое родное. Даже запахи это дерево еще помнит. И вот этот стол, с прожженными следами от рюмок. Эта столешница, в маленьких трещинах которой остались еще следы крови. Шкафы, в которых хранился хрусталь. Стулья, поломанные бурями и восстановленные заботливыми руками. Пол, темнеющий с годами и с новыми тайнами (последние, явно, становятся первыми). Сладкий привкус кофе, который попадает в нос и, конвертируясь, оседает на языке.

Иногда с силой завывает ветер. Как ребенок, вроде хочет сказать, но получается лишь набор невнятных мычаний и свистов.

Иногда по-настоящему плачет грусть. Да, словно старая женщина, повидавшая так много, что и слов уже не осталось, только вода, щедро разбавленная речной щебенкой.

И всю эту идиллию вдруг нарушает резко затарахтевшая кофеварочная машинка. Но со всем этим страшным визгом и лязгом она привлекает к себе внимание лишь на секунду. Дальше взгляд непроизвольно убегает к единственному предмету в комнате, напоминающему о цвете жизни, живом и играющем: зеленый холодильник, слегка пузатый, но внушительный. Взгляд, словно сон к пробуждению, все равно возвращается к нему. Снова и снова. Он такой весь зеленый, а все остальное слишком блеклое, чтобы его затмить. И даже солнце всегда, когда открывают шторы, прячется за облака, столь редкие здесь.

Дверь валялась рядом с порогом внутри дома, никому не нужная. Проем же закрывала слегка обтесанная по краям фанера. Ее не хватало на всю высоту, и сверху проникал воздух. Он всегда неизменно ледяной и чертовски свой. Ведь, если не он, то кто будет засыпать рядом с тобой? А порой даже белый, как песок на побережье океана, снег укрывал пол. Не весь, конечно, а где-то на метр от входа. И всегда почему-то косяки держат не тепло, которого так не хватает, а мороз. Но и он греет не хуже.

А он сидел за маленьким круглым столом, у которого не хватало одной ножки. Он был изгоем. Искусственным, не по праву рождения. Он ушел от всех, взяв лишь теплую одежду да ружье с пулями. Не прощаясь, не пламенея, спокойно отрекся от своего имени и себя. Он, чистый, как солнечный свет, был тем, кого знали и где-то ждали, как и каждого из нас. Раньше, но не теперь. Сделав шаг в сторону, вряд ли можно вслепую нащупать прежний путь. И он, конечно же, это знал.

Изгой жил в горах. Охотился, читал, спал, ел и снова охотился. Порой он относил часть добычи в деревню, лежащую за несколько километров от его дома. Там он обменивал ее на пули, какую-то еду, вещи. И снова уходил. И его опять забывали.

Вот и сегодня утром он пил кофе, размышляя. О чем? Черт его знает. Он не спал два дня – готовился. Сегодня предстоит охота на медведя. Ему нужна голова. Все уже было готово, и он вышел.

Мороз бил струей. Обдавая мужчину колючими волнами, он то откатывал, то снова возвращался. Словно обнюхивал, как собака. Скоро привыкнет.

Изгой уже знал эту дорогу. Осталось лишь показать зеркалу пути себя, может и вспомнит.

А пока он проваливался по пояс, стараясь не намочить книгу, которую зажал подмышкой. Широкими шагами он шел по маршруту, который пока не имел цели. Несколько размашистых шагов прямо, потом еще четыре вправо и пять прямо. Примерно, через каждый метр получались ямы.

Еще неделю назад он нашел пещеру, из которой доносилось слишком громкое сопение. Это была его последняя жертва. Еще пара патронов, оставшихся в этом месяце с охоты на лося.

Его сильно беспокоил смысл всего этого. Все же он был в своем роде маргиналом. Одиночество – выбранный удел. И вдруг его начинает интересовать книга, видимо, оставленная предыдущими жильцами дома. Она была обита кожей, сильно потрепанной со временем, и на ней красовались буквы на латыни. К счастью, содержимое можно было разобрать. И он разобрал, а потом, на удивление, поверил в это. В этом ему виделся способ согреться, расколоть толстые стены своего мирка, в котором он закрылся еще пару лет назад.

Его детство нельзя назвать трудным. Деньги в семье водились, родители сосуществовали мирно, разве что за ним не следили по причине вечного завала на работе. Он был предоставлен сам себе всегда. И его не интересовали люди, игры и жизнь. Целыми днями, просиживая в своей комнате, пытался ловить что-то, что, по его мнению, отпугивала толпа. Может быть, и чудо. Кроме родителей, никто к нему не имел права зайти, даже учителя и врач, который его осматривал через дверь. Со временем эта отчужденность не прошла, а усилилась и переросла в манию. И вот он здесь.

Он идет к пещере с ружьем и книгой, которую взял для убеждения что ли… Хотя с каждым шагом смысл размывался все больше и больше. Изгой отдался охотничьим инстинктам. Запахи, шорохи, даже вкус ветра становятся настолько яркими, что просто невозможно не зажмуриться и не попробовать их.

А небольшой вход приближался с геометрической прогрессией. Так быстро, как испуганная лань. Но страха совсем не осталось. Не только сейчас, а вообще. Когда живешь один, страхи постепенно уходят. Причин просто нет. Смерть уже не кажется краем, обрывом, к которому даже подходить страшно. Нет, наоборот, это продолжение. Разве что переход не очень, да и, вроде как, сиквел всегда хуже. Но это уже не конец. А соответственно и бояться нечего.

Внутри, как изгой и полагал, оказалось спящее животное. Редкое явление в этих краях – медведь. Разобраться с ним было несложно. Хоть и подло. Человек отрезал зверю голову, сложил в заранее приготовленный мешок и двинулся в обратный путь, стараясь наступать на свои же следы. Просто в книге написано, что дух убитого может преследовать охотника.

И вот он подошел к своему домику. Деревянное здание стояло на поляне в лесу. И деревья тут были зеленее, чем внизу. И воздух нежнее. И мороз более настоящий. И небо, необъятное небо, которое наблюдает за тобой, как бы ты не прятался. Оно и есть судья.

Мужчина зашел в дом и вывалил тяжелую ношу прямо на пол. Подошел к зеленому холодильнику, открыл его и достал еще три головы: лось, лиса, волк. Взял банку крови и жир.

Именно этот холодильник изменил его жизнь в уединении. Он никогда не верил в Бога. Не верил в религию. Считал это все пустяком. Очередной пустой мыслью человека, придуманной, дабы избежать страха и неизвестности. Пока не нашел эту книгу. Древние шаманские обряды и вера в силы природы заставила пересмотреть его взгляды. И непонятно с чего, ведь еще пару лет назад он бы лишь рассмеялся в лицо тому, кто бы заявил, что он, мол, поверит в эту ерунду. Однако он, не задумываясь, начал готовится к обряду, который должен был открыть нечто вроде истины.

Он со старанием рисовал кровью на полу узоры, что так часто воспроизводил в блокнотике с божьей коровкой. Да, действительно, блокнотик с божьей коровкой не очень подходил для такого дела. Однако он с упорством извел половину всех страничек на эти странные линии.

Есть север, есть юг, есть запад и восток. Соответственно головы по местам, и только потом к финальным приготовлениям – измазать лицо жиром. Затем, последний раз заглянув в книгу, он воткнул специально подрезанную свечу в щель между слегка подгнившими досками, и еще одну. Взял свечки и вошел в центр странной фигуры, только что нарисованной им же самим. И, наконец, сел.

Глубоко вздохнув, он только собрался прочитать эти запутанные и туманные стихи на латыни, как что-то его остановило.

Нет, он с рождения обладал хорошей памятью и легко выучил латынь. Просто потому что она ему очень нравилась и потому что ее мало кто хочет выучить только по своему желанию, как он. По этой же причине изгой вытатуировал на своей спине слова.

Им овладели сомнения. Он изначально стремился к одиночеству. Он нуждался в нем, как любой человек нуждается в чувствах. Иначе просто его деятельность резко устремлялась к нулю, вниз, откуда выплыть бывает тяжело. А вера уже подразумевает наличие кого-то «сверху». Кого-то, кто следит за тобой часто, редко или, может, совсем никогда. Но он есть. Возможно, это отчасти является причиной существования религий. Мало кто желает быть одиноким. А так вы вдвоем и не страшно вроде. И получается, что подсознательно он убегает от того, что считал самым важным в своей жизни. Вот так рушится основа. А что же будет дальше, когда смысл последних лет потеряется? Этот вопрос повис, но очень криво и неприятно, как картина, повешенная на корявый гвоздь корявыми руками.

Изгой сидел в полной тишине. Его затрясло. Мелкая дрожь бегала туда-сюда по кругу, как заправский бегун, нарезающий круги вокруг озера рядом с домом. Он не мог успокоиться. Жир уже начал замерзать на его лице, а он так и не произнес ни слова.

Вдруг ветер задул сильнее, словно учуяв его боль и недоумение. Поток воздуха просто закричал, уронив фанеру на пол. Мир менялся. Непостоянство. Вот оно. Секунда убегает, и больше ее не будет, зато будешь ты.

Изгой встал, провел ногтями по лицу, оставив борозды на застывшей уже маске, взял ружье и вышел. Много действий, но цель одна. Новая так же, как нова эта секунда. Он оставил на снегу глубокий след, но только первый на его далеком пути к людям.

Смешное видео для хорошего настроения ТУТ