Как Лаврентий Берия стал главным закопёрщиком «ленинградского дела»

14.03.2024 13:41

О «ленинградском деле», в ходе которого были расстреляны по надуманным приговорам все руководящие Санкт-Петербургом чиновники, написано, понятно, много. В этом году исполняется ровно 75 лет с тех событий. «Наша версия» нашла кое-что новое из личных воспоминаний чекиста Василия Бережкова и родственницы осуждённого чиновника, которая попросила не раскрывать её имени.

Фабулу так называемого «ленинградского дела» описывали миллион раз, да с разных позиций, в том числе политических. В зависимости от времени и конъюнктуры. Возьмём лишь эксклюзивные воспоминания и мнения, всего два. А выводы делайте сами. Пожалуй, главное, что следствие вели прикомандированные, верхушка северной столицы была парализована, потом расстреляна и посажена, в том числе сотрудники МГБ. Начнём с воспоминаний бывшего сотрудника КГБ Василия Бережкова, который начал работу в ленинградских органах как раз в 1949 году.

Василий Иванович Бережков уже несколько лет как скончался, а жил «в доме для разведчиков», как его называют в Питере, напротив Смольного на Новгородской улице, там и встречались; писал о своей богатой биографии книги. Итак, слово Василию Бережкову (в органах госбезопасности с 1949 года, был контрразведчиком, вел вербовочную работу, разрабатывал дело поэта Иосифа Бродского, был куратором начинающего разведчика Владимира Путина в 1970-е, организовывал легендарный Ленинградский рок-клуб в 80-е).

— Начало этому кровавому делу было положено 15 февраля 1949 года, когда Политбюро ЦК ВКП (б) на своём заседании назвало ленинградских руководителей антипартийной группой. «Ленинградским товарищам» вменялся «русский национализм и несогласие с политикой Центрального комитета». Я в то время работал конструктором в одном из НИИ. После войны хотелось, наконец, работать, полноценно жить с семьей. Однако тогда мнения человека не особо спрашивали и я, пройдя просмотр в райкоме партии, был направлен на работу в Управление МГБ по Ленинградской области. Когда подходил к двери знаменитого Большого дома на Литейном, 4, волновался сильно. Хотя вроде бы фронтовик, много чего повидал. Вспомнился сразу мне эпизод из 1930-х. Я был ещё маленьким, однажды ночью, как тогда водилось, к нам в квартиру вошли сотрудники НКВД и стали делать обыск. Я притворился спящим, но видел белые лица матери с отцом. С собой чекисты забрали старшего брата. Он и ещё один парень ухаживали за одной девушкой — соперник написал на брата донос. Однако в НКВД разобрались, и через сутки брат вернулся домой. Что касается начавшихся гонений на ленинградских руководителей, я, ещё до поступления на работу в органы, был этим возмущен. Я не понимал, в чем суть претензий. Многие из них были блокадниками, как моя жена, поэтому к ним я испытывал симпатию. На мой взгляд, Лаврентий Берия и Георгий Маленков просто боялись молодых ленинградских руководителей, как потенциальных соперников в борьбе за наследство Иосифа Сталина. Но, естественно, вслух о чем-то таком я не говорил. И вот, в этом роковом 1949 году я поступаю в МГБ Ленинграда…

Работники управления, хоть и предельно осторожно, но активно обсуждали Ленинградское дело и свою судьбу. Опытные сотрудники не строили иллюзий. «Как после убийства Кирова в 1934-м, начнётся чистка рядов», — говорили они. И не ошиблись. В 1949-1951 гг. в Ленинграде сменилось более двух тысяч руководящих работников, сотни коммунистов были исключены из партии, высланы из города. К смертной казни и к тюремным срокам были приговорены более двухсот партийных работников и их родственников. Что касается нас, органов, то было заменено не только все руководство, но и почти все среднее звено аппарата, а начальник управления Пётр Курбаткин расстрелян.

Меня и ещё нескольких начинающих сотрудников спасло только то, что мы здесь были недавно. Дело вели московские чекисты, нам доверяли только самые ничтожные поручения. Мой коллега, побывавший на одном из арестов, рассказывал: «Жена арестованного сразу начала говорить, что ни о каких делах мужа не знает, он ничем с семьей не делился. Сразу видно, что именно муж её так проинструктировал». Другой мой коллега как-то ворвался ко мне в кабинет и под большим секретом поведал вот что: «Следователь дал мне почитать допросы главных обвиняемых по Ленинградскому делу! Так вот, там нет никаких данных о заговорах и государственных преступлениях, есть только признания в аморальных поступках!». Я спросил его: «Значит, придётся всех освобождать?». Мой более опытный коллега тут же ответил: «Органы госбезопасности невинных не арестовывают, поэтому и некого освобождать». И, помолчав, добавил: «Теперь начнётся выколачивание показаний…».

Позже я кое-что узнал об этом. К примеру, арестованного вызывают на допрос за полчаса до отбоя, а отправляют в камеру незадолго до подъёма. И так продолжается несколько дней, пока человек не «созреет». Могли же и попросту жестоко бить. Были и психологические методы воздействия, скажем так, относительно родственников. В итоге многие дали признательные показания. Честно признаться, психологически я чувствовал себя тогда крайне неуютно. И поделиться своими мыслями было особо не с кем. До 1953 года рабочий график чекиста был такой: начало работы в 10-00, с 17 до 20 часов – перерыв, и конец рабочего дня в полночь. Так что особо и с женой разговаривать было попросту некогда. В то время два наших сотрудника моего призыва попали в психушку… Невыносимо было. И страшно.

Следствие над ленинградскими руководителями велось в Москве около года, а в сентябре 1950-го в ленинградском Доме офицеров проходила выездная сессия Верховной коллегии Верховного суда СССР. Суд приговорил к расстрелу высших должностных лиц города Алексея Кузнецова, Николая Вознесенского, Якова Капустина, Михаила Родионова, Петра Лазутина. Кстати, высшая мера наказания была введена вновь 12 января 1950 года, что от подсудимых было скрыто, дабы они не «запирались» в показаниях. Я беседовал уже много позже со многими людьми, присутствовавшими на том суде. Те отмечали, что подсудимые держались достойно, многие так и не признали своей вины. Перед судом надзиратели ленинградского следственного изолятора были заменены московскими сотрудниками. Что любопытно, даже заключённые в СИЗО, с которыми сидели «политические», были привезены из Москвы. Да и заключённые ли это были?… Уже после процесса мы в управлении стали получать телеграммы примерно такого содержания: «Согласно прилагаемому списку возбудите уголовное дело, арестуйте их, представьте обвинение в Особое совещание при МГБ СССР. С ЦК партии согласовано. Абакумов». Виктор Абакумов – тогда глава МГБ. Что стояло за такой телеграммой? Обычно речь шла о людях, на которых какая-либо негативная информация отсутствовала, но они были знакомыми или родственниками расстрелянных. Я припоминаю, что в тот период в нашем управлении было даже создано специальное временное подразделение по обыскам и арестам.

Ещё в памяти сохранился такой факт. В Ленинград на место уволенных было направлено много руководящих работников из УМГБ Свердловска. Один из них рассказывал, что в Москве их принимал Лаврентий Берия. Напутствуя их, он говорил, что Свердловск – это кузница кадров, откуда партия берет лучших представителей для укрепления чекистских рядов в других регионах страны. Уже после ареста Берии находились шутники, которые приходили к этому свердловчанину и просили ещё раз повторить рассказ о том, как Берия их инструктировал. Тот угрюмо отмалчивался.

Ещё хотел бы сказать вот о чём. Впоследствии «ленинградское дело» было повешено исключительно на Сталина-Берию. А Никита Хрущев вроде был не при делах. Однако в это очень сложно поверить. Он был членом Политбюро и являлся приближенным к Сталину. Кроме того, в своих воспоминаниях Хрущев пишет, что он не понимает, как это в «ленинградском деле» не сильно пострадал Алексей Косыгин. Мол, на него много чего было. Значит, Никита Сергеевич внимательно ознакомился с его делом. А в то же время, он уверял, что в глаза не видел никогда никаких протоколов по этому делу. Так что судите сами…

Про роль же Сталина, на мой взгляд, точнее всего написал Константин Симонов: «К Ленинграду Сталин и раньше, и тогда, и потом относился с долей подозрений, сохранившихся с двадцатых годов и предполагавших, очевидно, наличие там каких-то попыток создания духовной автономии».

Теперь воспоминания внучки репрессированного тогда высокопоставленного чиновника Смольного, она просила не раскрывать её данных: «Дед после этого кровавого, чудовищно несправедливого «ленинградского дела», главное, что выжил. После пыток на допросах и тюрьмы. Он работал в Смольном, точнее говорить не буду, он до сих пор не оправдан, не реабилитирован. Занимался хозяйственными вещами, скажем, так. Пытки пережил чудовищные (подробнее о выбивании показаний в том деле можно прочитать здесь). Иногда, когда выпивал, кое-что рассказывал: и ножку стула ставили на причинный орган, зубы почти все выбили молотком, ногти вырывали, и спать не давали. Все как полагается. Иногда он проговаривался, что главным закопёрщиком операции был Берия, которому поперек горла стоял Алексей Кузнецов, руководитель Ленинграда после Жданова (подробнее о нём здесь). Дед предполагал карьерные опасения Берии, хотя кто знает. Опять стали искать врагов народа. А Кузнецова по партийной линии стал двигать ещё в 1930-е Сергей Киров, об этом пишет пресса, дед так же говорил. Он как раз и отвечал за самые оперативные решения во время блокады Ленинграда – эвакуация, пайки, организация работы средних школ в такое время… И расстреляли. Якобы за коррупцию! А как живут чиновники сейчас у нас?! Этим ленинградским руководителям и чекистам даже не снилось! Хорошо, что нет машины времени, а то увидели бы нынешние дела, и сами бы застрелились, без палача. Что ещё немного рассказывал дед… Следствие велось в худших традициях 1930-х. Доказательную базу почти не собирали, адвокаты не вмешивались, себе дороже, с самого начала всем было ясно с обвинительным приговором. Вопрос только в том – кто выживет, а кого сразу шлепнут. Дед во всем сознался – и ещё поэтому не называю его имени. Я его понимаю – пытки были страшные, лютые. Звери пытали. Но нашлись несколько человек, которые ничего не подписали, отстаивали свою честь и на закрытом суде в Доме офицеров Ленинграда, излагали своё видение событий. Это люди невиданной силы духа».

… Можно сказать это частные мнения, хотя и глубоко знающих тему людей. Любопытно другое – на отечественном ТВ, которое так любит круглые даты, исторические расследования, «ленинградское дело» проигнорировано.