Театр для кукол (как мы в студенчестве с венграми работали)

Вместо вступления

«Остановка «Театр кукол»!» — произнес через громкоговоритель немного хрипловатым голосом водитель троллейбуса шестого маршрута.

Четверо наших гостей, венгерских студентов, прильнули к окну: их внимание привлекла большая серая толпа молодых людей, одетых в телогрейки и темные потертые куртёшки. На спинах многих висели рюкзаки. Кто-то смеялся, кто-то размахивал руками, а один из них упал. Было очевидно: это не похороны. Толпа стояла неподвижно, никто никуда не торопился. Одетые в нарядные платья немногочисленные женщины разных возрастов яркими цветными вкраплениями чуток оживляли серую массу толпы.

Недоумение и озадаченность мгновенно напрягли мышцы лиц молодых венгров. Они силились понять: кто это и что здесь делают? Уж больно непривычным для летнего праздного города показался им «наряд» собравшихся на углу улиц Лукомского и Свердлова людей.

Тем временем, троллейбус, закрыв двери, покатился дальше по Свердлова в направлении «Кольца» — такое неофициальное название площади Куйбышева широко бытовало среди жителей Казани. «На Кольце», «через Кольцо», «от Кольца» — звучало сплошь и рядом и почти никогда «Площадь Куйбышева».

«Следующая остановка — «Артёма Айдинова». — вновь прохрипело в громкоговорителе.

Венгры переглянулись и тихонько замурлыкали на своем колоритном мелодичном, но совершенно непонятном языке. Все они были слушателями краткосрочных (две недели) курсов русского языка, сокращенно, КРЯ, проводившихся силами «личного состава» кафедры иностранных языков филфака нашего университета. В летние каникулы преподаватели кафедры малость «шабашили» на своем рабочем месте, впрочем вполне официально. Сочетали, как говорится, «полезное с приятным»: и денежку зарабатывали во внеучебное время, и несли в иностранные массы силу и красоту нашего «великого и могучего». Аббревиатура названия – «КРЯ» – выглядела забавно, впрочем уточка, как шутливый символ курсов, изображалась на информирующей об их ходе фотостенгазете.

Мы с «Ширшем», одногруппником Андреем Ширшовым, привносили в этот, без сомнения, нужный и важный процесс творческую струю, сопровождая слушателей КРЯ повсюду. В нашу задачу, прежде всего, входило живое общение с целью закрепления на практике полученных ими навыков и знаний. Мы ездили с ними на «зеленые уроки» за город, участвовали во всевозможных вечеринках и конкурсах, помогали чем могли преподавателям. Улыбки не сходили с наших лиц, мы поддерживали общий позитивный тонус, пели под гитару, при необходимости сопровождали иностранных гостей по магазинам. Однако, в отличие от преподавателей, финансовое вознаграждение нам не полагалось: мы гордо именовались «гидами-общественниками» — это было нашим ответственным поручением по линии комитета комсомола.

Общение наше продолжалось и вне собственно курсов, но уже с теми, с кем сошлись ближе всех. В тот раз — с четырьмя студентами, нашими сверстниками, из разных городов Венгрии, двое парней и двое девчонок, звали их Томаш, Лоци, Юдит и Жужа. Русским языком наши венгерские приятели владели по-разному. Жужу мы почти не понимали, как и она нас, впрочем свои крайне неважнецкие знания «языка Пушкина и Ленина» она сторицей компенсировала неподдельным интересом ко всему, очаровательной лучезарной улыбкой и женским обаянием. Лучше всех владел русским Томаш, поэтому перед тем как сформулировать фразу или вопрос они устраивали небольшой «консилиум», после чего Томаш, с каждым днем всё уверенней, доносил до нас суть.

Так и тогда в троллейбусе после их совета он вопросил: «Петья, Андрэй, а кто эти люди?» — лицезрение непонятной колоритной толпы взволновало их до глубины души.

Ну, кто-кто? Наши люди, татары и русские. Впрочем подобный ответ их точно бы не удовлетворил.

Первый «сезон»

Гидами-общественниками мы работали не впервые. Годом раньше мы уже были ими, получив «под командование» работников металлургического комбината из венгерского города Озд — «Озди кохасати юземек», по-ихнему.

Венгрия — страна необычная. Нет, выглядят венгры обыкновенно, по-европейски, но их язык… Обычно, слыша какой-нибудь европейский язык романской или германской группы, не говоря уже о славянской, какие-то понятные слова всегда улавливаешь. Но вот мадьярский… То была истинная тарабарщина — ничего, ну ничегошеньки хоть чуточку узнаваемого в их речи не проскальзывало. Как выражаются сейчас, но никогда не говорили в те времена, «от слова «совсем» (хотя я терпеть не могу эту дурацкую фразу-неологизм).